Все посты

Три товарища

  • Эрих Мария Ремарк

Является одной из моих любимейших книг по сей день. Одна из нескольких книг, которую я прочитал за несколько дней.

С неё началось моё знакомство с жанром реализма - "городского" реализма, как я его называю про себя. Обычный город, обычные люди, обычная любовь и так далее; без приукрашиваний, приключений и прочих выдумок. Живём вместе с главным героем и сосредотачиваемся на его мыслях и чувствах.

Переживания главного героя автор описывал подробно, не забывая вставлять в лирические отступения немного философии.

Стиль у автора не вычурный, скорее спокойно-меланхоличный, но весьма характерный и узнаваемый в других его подобных романах. Город, две несчастные потерянные души, между которыми возникает, продолжает и угасает любовь, та самая "настоящая".

Цитаты
  • – Чем меньше человек заботится о своем душевном состоянии, тем большего он стоит, Робби. Это тебя хоть немного утешает?
  • «Только не принимать ничего близко к сердцу, – говорил Кестер. – Ведь то, что примешь, хочешь удержать. А удержать нельзя ничего».
  • Скромность и добросовестность вознаграждаются только в романах. В жизни их используют, а потом отшвыривают в сторону.
  • Я говорил и слышал свой голос, но казалось, что это не я, что говорит кто-то другой, и такой, каким я бы хотел быть. Слова, которые я произносил, уже не были правдой, они смещались, они теснились, уводя в иные края, более пестрые и яркие, чем те, в которых происходили мелкие события моей жизни; я знал, что говорю неправду, что сочиняю и лгу, но мне было безразлично, – ведь правда была безнадежной и тусклой. И настоящая жизнь была только в ощущении мечты, в ее отблесках.
  • – Послушай, Готтфрид, ведь ты, кажется, знаток в вопросах любви, не правда ли?
    – Знаток? Да я гроссмейстер в любовных делах, – скромно ответил Ленц.
    – Отлично. Так вот я хотел бы узнать: всегда ли при этом ведут себя по-дурацки?
    – То есть как по-дурацки?
    – Ну так, словно ты полупьян. Болтают, несут всякую чушь и к тому же обманывают?
    Ленц расхохотался:
    – Но, деточка! Так ведь это же все обман. Чудесный обман, придуманный мамашей природой. Погляди на эту сливу. Ведь она тоже обманывает. Притворяется куда более красивой, чем потом окажется. Ведь было бы отвратительно, если бы любовь имела хоть какое-то отношение к правде. Слава богу, не все ведь могут подчинить себе эти проклятые моралисты.
    Я поднялся:
    – Значит, ты думаешь, что без некоторого обмана вообще не бывает любви?
    – Вообще не бывает, детка.
    – Да, но при этом можно показаться чертовски смешным.
    Ленц ухмыльнулся:
    – Заметь себе, мальчик: никогда, никогда и никогда не покажется женщине смешным тот, кто что-нибудь делает ради нее. Будь это даже самая пошлая комедия. Делай что хочешь, – стой на голове, болтай самую дурацкую чепуху, хвастай, как павлин, распевай под ее окном, но избегай только одного – не будь деловит! Не будь рассудочен!
    Я внезапно оживился:
    – А ты что думаешь об этом, Отто? Кестер рассмеялся:
    – Пожалуй, это правда.
  • «Вам хорошо, вы одиноки», – сказал мне Хассе. Что ж, и впрямь все отлично, – кто одинок, тот не будет покинут. Но иногда по вечерам это искусственное строение обрушивалось и жизнь становилась рыдающей стремительной мелодией, вихрем дикой тоски, желаний, скорби и надежд. Вырваться бы из этого бессмысленного отупения, бессмысленного вращения этой вечной шарманки, – вырваться безразлично куда. Ох, эта жалкая мечта о том, чтоб хоть чуточку теплоты, – если бы она могла воплотиться в двух руках и склонившемся лице! Или это тоже самообман, отречение и бегство? Бывает ли что-нибудь иное, кроме одиночества?
  • Человек вспоминает о своих скудных запасах доброты обычно когда уже слишком поздно.
  • Счастье – это самая неопределённая и дорогостоящая вещь на свете.
  • человеческая жизнь тянется слишком долго для одной любви. Просто слишком долго. Артур сказал мне это, когда сбежал от меня. И это верно. Любовь чудесна. Но кому-то из двух всегда становится скучно. А другой остается ни с чем. Застынет и чего-то ждет… Ждет, как безумный…
  • – Нет, разве что циником. Меланхоликом становишься, когда размышляешь о жизни, а циником – когда видишь, что делает из нее большинство людей.
  • Поверхностны только те, кто считают себя глубокомысленными.
  • Я слишком хорошо знал – всякая любовь хочет быть вечной, в этом и состоит ее вечная мука.
  • Только не теряй свободы! Она дороже любви. Но это обычно понимают слишком поздно.
  • – Фердинанд, самая тяжелая болезнь мира – мышление! Она неизлечима.
    – Будь она единственной, ты был бы бессмертен, – ответил ему Грау, – ты – недолговременное соединение углеводов, извести, фосфора и железа, именуемое на этой земле Готтфридом Ленцем.
  • Кестер гнал все быстрее. Я укрыл Пат пальто. Она улыбнулась мне.
    – Ты любишь меня? – спросил я. Она отрицательно покачала головой.
    – А ты меня? – Нет. Вот счастье, правда?
    – Большое счастье.
    – Тогда с нами ничего не может случиться, не так ли?
    – Решительно ничего, – ответила она и взяла мою руку.
  • – До чего же теперешние молодые люди все странные. Прошлое вы ненавидите, настоящее презираете, а будущее вам безразлично. Вряд ли это приведет к хорошему концу.
    – А что вы, собственно, называете хорошим концом? – спросил я. – Хороший конец бывает только тогда, когда до него все было плохо. Уж куда лучше плохой конец.
  • – Нет, почему же? Деньги, правда, не приносят счастья, но действуют чрезвычайно успокаивающе.
    – Они дают независимость, мой милый, а это еще больше.
  • Свет сцены таинственно озарял лицо Пат. Она полностью отдалась звукам, и я любил ее, потому что она не прислонилась ко мне и не взяла мою руку, она не только не смотрела на меня, но, казалось, даже и не думала обо мне, просто забыла. Мне всегда было противно, когда смешивали разные вещи, я ненавидел это телячье тяготение друг к другу, когда вокруг властно утверждалась красота и мощь великого произведения искусства, я ненавидел маслянистые расплывчатые взгляды влюбленных, эти туповато-блаженные прижимания, это непристойное баранье счастье, которое никогда не может выйти за собственные пределы, я ненавидел эту болтовню о слиянии воедино влюбленных душ, ибо считал, что в любви нельзя до конца слиться друг с другом и надо возможно чаще разлучаться, чтобы ценить новые встречи. Только тот, кто не раз оставался один, знает счастье встреч с любимой. Все остальное только ослабляет напряжение и тайну любви. Что может решительней прервать магическую сферу одиночества, если не взрыв чувств, их сокрушительная сила, если не стихия, буря, ночь, музыка?.. И любовь…
  • Когда нет ссор, значит всё скоро кончится.
  • – Забыл… пусть забывает, – сказал Фердинанд Грау. – Забвение – вот тайна вечвой молодости. Мы стареем только из-за памяти. Мы слишком мало забываем.
  • – А почему ты меланхоличен?
    – Просто так. Потому что темнеет. Порядочный человек всегда становится меланхоличным, когда наступает вечер. Других особых причин не требуется. Просто так… вообще…
    – Но только если он один, – сказал я.
    – Конечно. Час теней. Час одиночества. Час, когда коньяк кажется особенно вкусным.
  • Трудно найти слова, когда действительно есть что сказать. И даже если нужные слова приходят, то стыдишься их произнести.
  • Слишком много крови было пролито на этой земле, чтобы можно было сохранить веру в небесного отца!
  • важное, значительное не может успокоить нас… Утешает всегда мелочь, пустяк…
  • В любви не бывает глупостей.
  • Для оскорбленного чувства правда всегда груба и почти невыносима.
  • В моей жизни так много переменилось, что мне казалось, будто везде все должно было стать иным.
  • И когда мне становится очень тоскливо и я уже ничего больше не понимаю, тогда я говорю себе, что уж лучше умереть, когда хочется жить, чем дожить до того, что захочется умереть.
Категории:
  • Роман
Дата публикации: