Literary Note

Это был период, когда из-за каждого угла говорили о Мураками. Любопытство взяло своё. Это было, кажется, моё первое знакомство с японской (и вообще восточной) прозой. Мне запомнились некоторые отличительные детали культуры: например, что среди друзей принято интересоваться успешностью процесса пищеварения. Эта книга слегка напомнила мне стиль (манеру, идейные веяния) Сергея Лукьяненко.

История разделена на две параллельные сюжетные линии, повествование о которых сменяются от одной к другой по главам. Первая – повествование пятнадцатилетнего мальчика с псевдонимом Кафка о том, как он ушёл из дома из-за того, что мать с сестрой его бросили и он отправился, куда глаза глядят. Вторая – о старике Накате, имевшем некоторые проблемы с головой после случая в детстве. Он спокойно жил до 60-ти лет и ни на что не жаловался, пока неизвестная сила не заставила его уехать из города.

Отличия восточной прозы описать сложно, но они есть. В целом, внимание в прозе восточных писателей уделяется чему-то другому, а также другая манера повествования, которую я бы описал как спиральную, вместо вполне прямолинейной западной.

Цитаты

1. – И правда, – подхватила девица и, вытянув шею, посмотрела по сторонам. Сережки в ее ушах закачались, как спелые плоды на дереве. – Я сама не знаю. Кажется, Курасики * скоро. Хотя какая разница? Стоянка на шоссе. Просто попалась по пути из пункта А в пункт Б. – Она отмерила в воздухе указательными пальцами расстояние – сантиметров тридцать. – Какая разница, как место называется? Туалет, кафешка. Лампы дневного света, стулья из пластика. Кофе – дрянь. Сэндвич с клубничным джемом. Ерунда все это. Никакого значения не имеет. А важно, откуда мы едем и куда. Скажешь, не так?
2. Так часто бывает: то или иное явление можно оценить только по прошествии времени…
3. Повернувшись спиной, она точно хотела передать мне что-то. То, чего не выразишь словами. Не передашь, когда стоишь лицом к лицу. Но я не понимал, что именно она хотела мне сказать.
4. Словно бабочка, Наката закружил у самого края сознания, за которым все шире разверзалась черная бездна. Временами он вырывался за эту грань и взмывал над головокружительной пропастью. Но ему не было страшно, темнота и глубина его не пугали. Чего бояться? Открывающийся ему бездонный мрачный мир, это гнетущее молчание и неясный хаос – его давние хорошие друзья. Он и сейчас был частью этого мира – и хорошо это знал.
5. – Необычная?
   – Короче говоря, к ней обычные мерки не подходят.
   Я кивнул, хотя понятия не имел, что это такое – когда обычные мерки не подходят.
   – Значит, она особенный человек?
   Осима качнул головой:
   – Вовсе нет. Уж если кто особенный, так это я. А она… просто она из тех, кто не дает здравому смыслу сковывать себе руки.
6. Что толку напрягать мозги, если их все равно не хватает? Одна головная боль.
7. Но я не мог представить, чтобы Осиме приходилось самому удовлетворять свои желания. Он явно был выше этого.
8. – А у вас есть дар предвидения, Осима-сан?
   – У меня нет. Уж не знаю, хорошо это или плохо. Знаешь, я здравомыслящий реалист. Поэтому все мои предсказания были бы со знаком минус. Я говорю общие слова о самых обычных вещах. А они звучат как недобрые предсказания. Почему? Да потому что наша жизнь – сплошные дурные предзнаменования. Возьми любую газету и сравни, сколько в ней хороших новостей и сколько плохих. Сразу поймешь.
9. Однако он не переживал и особенно духом не падал. Время в его сознании текло очень медленно, а может, и вовсе не двигалось.
10. – Во времена Мурасаки Сикибу духи представляли собой не поддающееся объяснению явление, и в то же время: присутствие рядом было совершенно естественным состоянием души. Тогдашние люди, скорее всего, были не способны разделить две ипостаси мрака. Но сейчас в нашем мире все не так. Внешняя тьма полностью рассеялась, зато в душах почти ничего не изменилось – мрак как был, так и остался.
11. Ну ситуация, скажу я тебе! Влюбился в девушку, которой уже нет – она ушла, – ревнуешь к парню, который уже умер. Но несмотря ни на что, эти твои ощущения куда реальнее и мучительнее всего, что ты переживал до сих пор. И нет никакого выхода. Нет даже возможности поискать выход. Ты заблудился в лабиринте времени. И самая главная проблема в том, что у тебя нет ни малейшего желания выбраться из него. Так?
12. – И куда же делся ее талант? – спросил я. Осима посмотрел на меня:
    – Ты хочешь сказать: куда делся талант Саэки-сан, после того как погиб ее парень?
    Я кивнул:
    – Ну, если талант – это своего рода природная энергия, она же должна искать какой-то выход?
    – Не знаю, – ответил Осима. – Представить не могу, куда может деться талант. Бывает, просто исчезает и все. Или уходит, как грунтовые воды, глубоко под землю и перетекает там куда-то.
13. Бог живёт только в сознании людей.
14. Когда-то я открыла для себя сверхидеал, после чего оставалось лишь смотреть на себя свысока.
15. – Потому что когда кого-то любишь, ищешь то, чего тебе недостает.
16. – Ты знаешь, люди в большинстве своем к свободе не стремятся, а только думают, что стремятся. Все это иллюзия. Если им дать настоящую свободу, они просто с ума сойдут. Так и знай. На самом деле люди свободными быть не хотят.
    – И вы?
    – Ага. Я тоже люблю несвободу. В определенной мере, конечно, – ответил Осима. – Жан-Жак Руссо говорил, что цивилизация началась, когда человечество стало возводить ограды. Очень меткое замечание. Так оно и есть: всякая цивилизация есть продукт отгороженной несвободы.
17. Наката говорит, что он пустышка. Может, так оно и есть. А я тогда кто? С ним хоть в детстве что-то случилось, вот он таким и сделался. Но со мной-то ничего такого не было. Если Наката – пустышка, то я, получается, еще хуже пустышки. В Накате, по крайней мере, есть что-то, из-за чего я потащился с ним на Сикоку. Что-то особенное.
18. Чувства, прекрасные, как дыхание, – они для тебя одного, но во мраке блуждаешь тоже один. Терпи. Закаляйся телом и душой.
19. Весь осмотр занял минут двадцать. Хосино и Наката поблагодарили Саэки-сан, с лица которой все это время не сходила улыбка. Однако, глядя на нее, Хосино переставал понимать, что происходит. «Она смотрит на нас, улыбается, но ничего не видит. Точнее, видит нас, но одновременно – и еще что-то. Рассказывает, а думает о другом. Держится безукоризненно, любезна. На вопросы отвечает приветливо, понятно, но видно, что сердцем она где-то в другом месте. Нельзя сказать, что она таскается с нами против воли. Нет, конечно. В каком-то смысле роль, которую она так хорошо исполняет, ее радует. Просто душа ее – не здесь».
20. Осима предчувствовал наступление этого дня и был готов. Однако оставшись теперь в этой тихой комнате наедине с мертвой Саэки-сан, он не знал, что делать. В душе будто все высохло. Не душа, а пустыня. «Она была мне нужна , – думал Осима – Нужна, чтобы заполнять пустоту у меня внутри. А заполнить пустоту, которая поселилась в ней, я так и не смог. Саэки-сан оставалась с ней один на один до самого конца».